В 331 году до н.э. Александр Великий (356-323 гг. до н.э.), он же Александр Македонский, он же Искандер, одержал решающую победу над персидским царем Дарием III в битве при Гавгамелах, после которой держава Ахеменидов исчезла с лица земли. Персидская империя была покорена молодым правителем Македонии.
После победы Александр вместе с войском и свитой направился в Сузы, этот город сдался без боя, а потом, в 330 году, на юго-запад империи, в столицу Персии — Персеполь. Здесь македоняне устроили празднество, которое закончилось грабежом и поджогом. Город, считавшийся жемчужиной империи, был разрушен практически полностью, вместе с его дворцами и храмами в огне погибли сотни уникальных произведений искусства и религиозных памятников.
Сокровищница персидских царей
Персы называли свою столицу Парса (Pārsa), или город Персов, название “Персеполь” греческое. Строительство города и царского комплекса развернул персидский царь Дарий I Великий (ок. 522-486 гг. до н.э.) между 518 и 515 г. до н.э. Через 2-3 года после того как был заложен первый камень, Дарий перенес сюда столицу из Пасаргады, которая находилась в 70 километрах от масштабного строительства. По мере возведения дворцов и храмов, царь свозил в них сокровища, литературные произведения, произведения искусства со всех уголков империи.
Дело Дария продолжил его сын Ксеркс I (ок. 486-465 гг. до н.э.), а после внук Артаксеркс I (ок. 465-424 гг. до н.э.). Город улучшали и расширяли вплоть до падения державы Ахеменидов. Каждый правитель империи вносил свои поправки в архитектуру новой столицы. Персеполь был задуман как город, показывающий величие и могущество Дария I. Здания и дворцы столицы должны были стать архитектурными шедеврами, призванными вызывать благоговение и трепет. В регионе, где находится современный иранский город Мервдешт, в V веке до н.э. Дарий I начал возводить огромную террасу, на которой потом построил комплекс, получивший название Ападана.
Барельефы на стене дворца Ападана в Персеполе. Лидийская делегация, идентифицируемая по своим отличительным шляпам. Они несут различные предметы, первый держит две вазы, второй две чаши, третий два металлических браслета.
Историки пишут, что размеры этой террасы для своего времени были внушительными — 125 000 квадратных метров. Царский комплекс состоял из дворца, приемного зала, зала заседания и гипостильного зала длиной 60 метров с 72 колоннами, высота каждой была 19 метров. Колонны поддерживали крышу из кедра (позже их заменили на кедровые балки), они были увенчаны скульптурами различных животных, символизирующих власть царя. Архитекторы сконструировали Ападану таким образом, чтобы любой гость, попавший внутрь комплекса, поразился и восхитился мощью Персидской державы.
ворота Всех Наций с крылатыми быками шеду (ламассу)
Сын Дария I Ксеркс I внес в архитектурный план Персеполя свои корректировки: возвел на террасе новый дворец, а также Врата всех народов, охраняемые двумя скульптурами ламассу — ассирийского божества-защитника, которого обычно изображали с телом быка и головой человека. Эти врата вели в приемный зал дворца Ксеркса, длина которого составляла 25 метров. Крыша зала была сделана из кедра, ее поддерживали четыре колонны высотой 18,5 метров. На каменных плитах зала был высечен рельеф, изображающий различные сцены, часто на этих плитах можно было увидеть представителей покоренных народов.
Колонны в залах Ападаны размещали на расстоянии 8 метров друг от друга, это создавало ощущение свободы, обеспечивало хорошую освещенность и вентиляцию помещения. Древнегреческий историк Диодор Сицилийский (90-30 гг. до н.э.) описывал Персеполь как “самый богатый город мира”.
Персеполь в огне
В 480 году до н.э. Ксеркс I вторгся в Грецию. Армия персидского царя сжигала все на своем пути: деревни, храмы, города, в том числе Афины. На Балканском полуострове персы хозяйничали не долго, в 480-479 гг. до н.э. между греками и персами произошли два морских сражения, определивших результат греко-персидской войны. В битвах при Саламине и при Платеях персы потерпели поражение и оставили Грецию. Исследователи пишут, что вторжение персидской армии на Балканский полуостров греки запомнили надолго, именно месть послужила основной причиной сожжения Персеполя. “До прибытия Александра Великого Персеполь был одним из самых величественных городов мира. Когда же македонский правитель покинул персидскую столицу, от нее остались руины и несколько десятков колонн. Город стали называть местом сорока колонн”, — пишет историк Марк Джошуа. Ученые до сих пор спорят, кто первым из свиты Александра предложил предать Персеполь огню. Основываясь на древних текстах, одни исследователи говорят, что приказ мог отдать сам правитель, другие, что это была затея афинской гетеры Таис, так она хотела отомстить за те бесчинства, которые Ксеркс I учинил в Афинах незадолго до битвы при Саламине.
Таис описывают как любовницу Птолемея I, одного из генералов и близкого друга Александра (возможно, Птолемей был сводным братом Александра). Древнегреческий писатель Афиней, который жил во II-III веке нашей эры, в своих трудах утверждал, что Таис могла быть и любовницей Александра, поскольку царь любил «держать ее при себе». Современные исследователи пишут, что слова Афинея нельзя воспринимать буквально. Таис, как и многие гетеры того время, могла быть просто хорошей собеседницей, с которой Александру нравилось проводить время за общением.
Ниже мы приведем два описания сожжения Персеполя, которые дали древнегреческие историки спустя несколько столетий после гибели столицы Персидской империи. Эти описания основаны на более ранних трудах, не дошедших до наших дней. Пожалуй, самое известное описание гибели Персеполя принадлежит Диодору Сицилийскому. В основе повествования лежит история, согласно которой Персеполь подожгли выпившие слишком много вина македоняне. Причем, это решение было принято спонтанно, когда на пиру вспомнили о сожжении персами Афин в 480 году до н.э.
1 версия сожжения Персеполя
колонны во дворце Ападана в Персеполе
Александр, празднуя победу, принес жертвы богам и устроил для друзей богатое пиршество. Товарищи его походов щедро угощались, и чем дальше шла пирушка, тем больше люди пьянели, и наконец безумие охватило души напившихся. Одна из гетер по имени Таис, уроженка Афин, сказала, что из всех дел, совершенных Александром в Азии, самым прекрасным будет сожжение царского дворца: пусть он отправится веселой компанией вместе с ними, и женские руки заставят в один миг исчезнуть знаменитое сооружение персов”.
“Слова эти, обращенные к людям молодым, которые, опьянев, преисполнились бессмысленной гордости, возымели отклик: кто-то закричал, что он поведет всех, и стал распоряжаться, чтобы зажгли факелы и шли отомстить за беззакония, совершенные в эллинских святынях”.
“Тут же набрали множество факелов, прихватили женщин, игравших и певших на пиру, и царь выступил в этом шествии под звуки песен, флейт и свирелей. Зачинщицей всего была гетера Таис. Она первая после царя метнула во дворец зажженный факел; то же самое сделали и другие, а скоро дворец и все вокруг было охвачено огромным пламенем”.
Диодор Сицилийский приводит еще одну причину сожжения Персеполя. Он пишет, что, когда Александр и его армия подходили к столице империи, их встретила толпа из 800 пленных греков. Это были пожилые мужчины и женщины, захваченные персами много лет назад. В Персеполе они трудились ремесленниками, портными, строителями, то есть занимались тем ремеслом, которому обучались в Греции. Но практически все эти пленные были с увечьями — кто-то без руки, кто-то без ноги. Александра и его товарищей, пишет Диодор, эта картина задела до глубины души. “Скорее всего, от увиденного у Александра вскипела кровь и он приказал отнестись к Персеполю так же, как город отнесся к пленным”.
Диодор пишет:
“После битвы при Гавгамелах македонский правитель двинулся в Сузы, которые, как известно, сдались без боя. Александр запретил своим воинам грабить этот город и убивать местных жителей. В столице же, в которую царь также вошел без сопротивления, он разрешил воинам бесчинствовать, насиловать и убивать. На это у него должна была быть очень веская причина”.
Сожжение Персеполя в книге Ивана Ефремова
Версия выше вошла в книгу Ивана Ефремова “Таис Афинская”. Это была любимая книга моей юности и во многом благодаря ей у меня появился такой интерес к истории, археологии и – Древней Персии. Приведу фрагмент оттуда.
Около 331 года до.н.э. Персеполис был захвачен Александром Македонским. Во время военного похода за ним следовала известная гетера Таис Афинская. После захвата города Александр вспомнил одно из ее выступлений и попросил ее разыграть прибытие царицы амазонок. По его замыслу Таис должна была сыграть захваченную во время одного из походов царицу амазонок Фалестру, которая по задумке должна стать его женой и подданой.
… На заполненную народом площадь, у южной стороны дворцов, выехал сам божественный победитель «царя царей», новый владыка Азии Александр, в сопровождении знаменитых военачальников. Яркое солнце играло на золотой броне и шлеме в форме львиной головы огромного и прекрасного македонца. Золотая уздечка резко выделялась на черной шерсти могучего боевого коня Букефала, не менее знаменитого, чем его всадник.
По левую, почетную сторону Александра ехала царица амазонок, тоже в золотом вооружении. Народ затаив дыхание смотрел на Александра и его прекрасную, как богиня, спутницу. Амазонка в чистой и презрительной наготе сидела на неслыханно красивом коне – золотисто-рыжем, с длинным черным хвостом и гривой, в которые были вплетены золотые нити. Иноходец, небольшой и гибкий, казался ящерицей рядом с громадным Букефалом.
Меднокожее тело царицы амазонок стягивал пояс из золотых квадратиков с коротким мечом, спину прикрывала леопардовая шкура, на которой размещались лук и колчан в обрамлении длинных золотистых кос, спадавших из-под назатыльника нестерпимо сверкавшего шлема. Лицо царицы охватывала толстая перевязь шлема, что вместе с низким козырьком придавало ей воинственный и непреклонный вид. На левой руке, над сгибом локтя, амазонка несла щит с изображением золотого сокола Кирки в центре.
– …Мне хочется задать тебе вопрос, – обратился Александр к Таис.
– Слушаю тебя, царь,- по знаку Александра афинянка подъехала вплотную.
– Хотела бы ты быть царицей амазонок на самом деле? – вполголоса спросил Александр.
– Для тебя – да, для себя – нет! Ты не можешь продолжать придуманную тобою сказку.
– Пожалуй! Почему ты знаешь?
– Сказку можно осуществить только через женщину. А ты не мог быть со мной больше суток. И ушел.
– Ты взяла меня всего и столь же неистово, как и я.
– Поцелуи великого Александра памятны мне с той евфратской ночи. Я еду с тобой, на миг осуществилась легенда о твоей любви… не ко мне, а к царице амазонок. А царица исчезла! – и Таис послала Боанергоса вперед в темноту.
Таис, смятенная своей фиктивной свадьбой с Александром, на пиру произносит речь, вспоминая сожжение Афин Ксерксом перед битвой при Саламине, и призывает к сожжению Персеполиса. Голос афинянки, высокий и звенящий, хлестнул словами, как бичом. Александр вскочил будто ужаленный. Люди оцепенели. Александр молчал, глядя на Таис, склонившую голову, как в ожидании удара.
– Что же ты хочешь, афинянка? – спросил царь таким львиным рыком, что закаленные воины вздрогнули.
– Огня! – звонко крикнула она на весь зал.
– Возьми! – Он снял факел и подал гетере, сам взял второй.
Александр повернулся и повел вдоль стен Таис за руку. Два факела мгновенно подожгли занавеси на окнах, подвески и шнуры, легкие деревянные переплеты для цветов. Безумие разрушения охватило сподвижников Александра. С воплями восторга и боевыми кликами воины хватали факелы и разбегались по дворцам, поджигая все, разбивая лампионы, опрокидывая чаши с горящим жиром и маслом. Через несколько минут зал Ксеркса, пустая сокровищница и помещения охраны были в огне. Подожгли и Ападану, откуда огонь перекинулся (или был перенесен) на жилые дворцы Дария и Ксеркса в юго-западном углу платформы. Оставаться на ней дольше не было возможности. Александр, не отпуская руки Таис, сбежал по северной лестнице на городскую площадь. Здесь, окруженный военачальниками, он стоял, зачарованно глядя на титаническое пламя, взвивающееся в почерневшее небо.
Балки крыш и потолков, простоявшие столетия на сухой жаре, вспыхивали, как облитые горючим маслом. Серебряные листы кровли плавились, низвергаясь ручьями жидкого металла на лестницы и плиты платформы, и, застывая, летели звонкими раскаленными лепешками в пыль городской площади. Пламя ревело и свистело, перекрывая вопли жителей, столпившихся у края площади, боясь приблизиться. Звездное небо, казалось, потухло. Никто никогда не видел более черной ночи, окружавшей слепящий жар исполинского костра.
Люди взирали на пожар с суеверным ужасом, будто не руки Александра и маленькой афинянки сделали это, а силы подземного мира и ввергнутых туда титанов вырвались на поверхность Геи. Жители города попадали на колени в предчувствии большой беды. И действительно, ни Александр, ни его военачальники не стали сдерживать воинов, для которых пожар послужил сигналом к грабежу. Толпа ошеломленных горожан стала разбегаться, надеясь спасти имущество от распалившихся македонцев. С раздирающим уши треском одна за другой стали проваливаться перекрытия, выбрасывая вихрящиеся столбы искр. Александр вздрогнул и, очнувшись, выпустил руку Таис, онемевшую в крепкой ладони царя. Он устремил на гетеру пристальный взгляд, как после речи в зале, и вдруг вскрикнул:
– Уйди!, – Таис подняла руку перед лицом, будто защищаясь.
– Нет! – еще решительнее сказал царь. – Не навсегда. Я позову тебя.
– Не позовешь! – ответила Таис.
– Как можешь ты знать?
– Ты знаешь свои слабости и побеждаешь их. Это дает тебе силу и власть над людьми.
– Так моя слабость – женщины? Никто не говорил мне этого!
– И немудрено. Не в женщинах, а в божественно-безумном стремлении ко всему недостижимо далекому твое сердце. Ничего нет в мире неуловимее женской красоты. И ты уклоняешься от этой безнадежной борьбы, вести которую обречены лишь поэты и художники. Красота ускользает, как черта горизонта. Ты выбрал горизонт и уйдешь туда.
– А когда вернусь?
– О том знают лишь мойры. Гелиайне, великий царь.
2 версия сожжения Персеполиса
Древнегреческий историк Арриан (87-160 гг н.э.) придерживался другой версии гибели столицы персов. Ученый утверждал, что описывая пожар, он опирался на труды первоисточников, якобы очевидцев тех событий, а именно Птолемея и Аристобула из Кассандрии. По словам Арриана, Персеполь уничтожили не спонтанно, а преднамеренно, как возмездие за Афины. Арриан пишет: «Александр сжег дворец в Персеполе, чтобы отомстить за греков, потому что персы разрушили их храмы, спалили города».
Поскольку ни Птолемей, ни Аристобул в своих сочинениях не пишут о каких-либо пирушках, устроенных македонянами во дворце перед тем как его спалить, Арриан предполагает, что никаких пиршеств и не было. При этом историк отмечает: «даже люди, которые в то время находились рядом с Александром и являлись очевидцами тех событий, люди, заслуживающие доверия, даже они давали противоречивые сведения о поджоге». Дальше историк заключает: “почему Персеполь решили спалить, мы наверняка точно никогда не узнаем».
Был ли пожар на самом деле?
Археологи подтвердили – Персеполь горел, но не один раз. Был ли этот или другие пожары причиной гибели столицы персидской империи – доподлинно неизвестно. Ученые утверждают, что какой бы не была причина сожжения Персеполя, на утро после содеянного Александр жалел о своем решении, и, возможно, жалел о нем до конца своих дней. Гибель столицы Персидской империи — огромная потеря для мировой истории. Ведь воины Александра предали огню знания, предметы искусства и культуры древней Персии. “В пожаре вместе с гобеленами и другими бесценными культурными артефактами погибли произведения раннего зороастризма, написанные на пергаменте из козьей кожи, различные документы составленные управленцами города. Все эти данные могли бы дать нам бесценную информацию о том, как жила Персидская империя, по каким законам, что любили, ценили и к чему стремились ее граждане”, — заключает историк Марк Джошуа.
